Когда свекровь жила за тридевять земель, она не лезла в наши дела. А теперь приходит и учит, как надо жить правильно.
Я думала, что у нас с мужем крепкий союз: двенадцать лет плечом к плечу, двое ребятишек, домик в пригороде Перми. Но всё рухнуло, как карточный домик, когда свекровь перебралась поближе. Теперь её тень витает над нашим домом, как зловещая птица, отравляя каждый мой вздох. Она входит без стука, садится за стол и начинает раздавать указания, словно я прислуга, а не хозяйка. Муж вместо того, чтобы встать на мою защиту, лишь поддакивает ей. Эта история — о том, как одна старая женщина втаптывает в грязь всё, что я создавала годами, и о моём отчаянном сопротивлении.
Мы с Артёмом вместе двенадцать лет. Наши дети — Алина и Тимофей, раньше я верила, что мы счастливы. Свекровь, Валентина Семёновна, раньше жила в Нижнем Новгороде, и мы виделись редко — раз в год на Рождество, и то через силу. Но в прошлом году, жалея её старость и одиночество, мы уговорили её продать квартиру и переехать к нам. Помогли снять комнату в Перми. Казалось бы, благое дело. А оказалось — самоубийство.
Раньше Валентина Семёновна не лезла в наши дела. Я и забывала, что она вообще существует. Но теперь, когда до неё рукой подать, она словно сошла с ума. Её визиты стали кошмаром наяву. Врывается без спроса и начинает учить: как солить огурцы, как гладить простыни, как правильно кормить Артёма. По её мнению, я неумеха, которая не способна даже пельмени слепить. Всё, от узоров на занавесках до того, как я укладываю детей спать, вызывает её язвительные замечания. Недавно заявила, что я ношу «платья как у гулящей девки» — мне тридцать восемь, Карл!
Однажды она влетела в разгар обеда. Я подала щи, Артём пригласил её за стол, а я ретировалась в детскую, лишь бы не слышать её каденции. Но сквозь стену всё равно доносилось: «Щи жидкие, мясо жёсткое, лавровый лист не тот». Когда я вернулась, Артём бросает с нажимом:
— Ну хоть бы у мамы рецепт спросила! Воду, что ли, варила?
А Валентина Семёновна сидит, ухмыляется, довольная, как кот на сметане. Я вышла, хлопнув дверью так, что стёкла задрожали. Внутри кипел вулкан. Неужели у меня нет других забот, кроме как выслушивать, какая я никудышная хозяйка? Это уже не первый раз, когда её слова вгоняют клин между мной и мужем.
Я не понимаю, чего она добивается. Разрушить нашу семью? Её ядовитые «советы» выжигают всё, как пожарище. Из-за неё мы с Артёмом только и делаем, что ругаемся. Я даже начала думать о разводе, хотя раньше даже в страшном сне такое не приходило в голову. Когда свекровь жила далеко, Артём был доволен всем: и борщом, и порядком, и мной. А теперь, словно под гипнозом, твердит её слова, как мантру: «Мама сказала», «Мама считает».
Я уверена — она настраивает его против меня. После её визитов он превращается в сварливого старика: то бельё плохо выглажено, то дети слишком шумные. Будто забыл, что мы семья, что я рвусь в четыре стороны ради всех них. Зачем ей это? Развести нас? И что тогда? Мы же не мальчики с девочками, чтобы начинать сначала.
Раньше, пока она была далеко, Артём ценил наш дом, нашу любовь. Теперь он будто под колдовскими чарами. Пыталась говорить с ним — отмахивается: «Мама просто беспокоится». Беспокоится?! Её «забота» разваливает наш брак по кирпичикам.
Я больше не могу молчать. Её слова — как иглы под ногти. Мой дом — моя крепость, а не судилище, где меня каждый день клеймят. Мне тридцать восемь, у меня двое детей, я пахала, как ломовая лошадь, а теперь чувствую себя тряпкой. Надо поговорить с Артёмом жёстко, объяснить, что его мать перешла все границы. Он взрослый мужик, сорок лет на горбу, пора бы уже голову включать, а не повторять, как попугай, мамины поучения.
Но как начать? Боюсь, он опять встанет на её сторону, и тогда всё — трещина в нашем браке станет пропастью. Я не хочу терять семью, но и жить под каблуком у старухи больше нет сил. Я заслуживаю уважения. Хочу вернуть те дни, когда мы с Артёмом смеялись вместе, а свекровь была далеким эхом, а не тенью, что душит меня каждый день.
