В сонном городке под Нижним Новгородом, где вечерние фонари тонут в дождевых лужах, моя жизнь в 42 года омрачена нежданной бедой. Меня зовут Валерия, я жена Дмитрия, у нас двое детей — 16-летняя Ульяна и 10-летний Глеб. Вчера, возвращаясь домой, я столкнулась с соседкой, которая вдруг пробормотала: «Слышала про горе с вашим свёкром, сердечно соболезную». Её слова пронзили меня, ведь я уже знала: смерть свёкра, Геннадия Петровича, принесла не только скорбь, но и невыносимые долги, что теперь висят над нашей семьёй как туча.
Опора, которая треснула
Дмитрий — моя крепость. Мы вместе 18 лет, он работает сварщиком, я — фельдшером. Живём в трёшке на окраине, растим детей, из последних сил даём им самое необходимое. Мои свёкры, Геннадий Петрович и Раиса Семёновна, жили в деревне в 50 километрах от нас. Свекровь ушла четыре года назад, и свёкор остался один. Он был душевным стариком, баловал внуков, но имел роковую слабость — карты. Мы с Димой знали об этом, но он клялся, что «держит коней в узде».
Геннадий Петрович то и дело просил у нас взаймы: «Валера, выручай, отдам с процентами». Мы давали, ведь он обешал, что его деревенский дом — наше будущее. «Эта изба перейдёт вам, детям на память», — говорил он, и мы верили. Дима боготворил отца, не смел ему перечить, потому мы закрывали глаза на его «мелкие» займы. Но после его смерти открылась страшная правда.
Гроза, разразившаяся внезапно
Геннадий Петрович умер десять дней назад от разрыва сердца. Мы с Димой поехали в деревню готовить похороны. В его избе нашли кипу писем от ростовщиков, угрозы от «решальщиков» и договоры залога. Оказалось, свёкор задолжал колоссальную сумму — почти два миллиона рублей, заложив дом под кредиты. Он играл в подпольных клубах, надеясь отыграться, но только глубже закапывался. Изба, обещанная нам, уже не его — скоро придёт суд.
Соседка, встреченная вчера, знала только половину правды. «Жаль деда, так внезапно», — вздыхала она, а я молчала. Было стыдно, что мы не видели всей глубины пропасти. Дима в ярости: «Валя, как он посмел? Мы же верили ему!» Мы не только потеряли свёкра, но и унаследовали его долги — он оформил один кредит на имя Димы, даже не предупредив. Теперь «решальщики» названивают нам, требуя денег.
Безысходность, в которой мы тонем
Эта катастрофа раздавила нас. Мы еле тянем кредит за нашу трешку, платим за колледж Ульяны, у Глеба впереди операция на глаза. Где взять деньги на долги свёкра? Я пыталась договориться с банком, но там каменные лица: «Или платите, или описываем имущество». Дима грызёт себя за то, что не остановил отца, а я не знаю, как его утешить. Ульяна слышит наши споры и рыдает, Глеб спрашивает: «Мама, нас выгонят?»
Подруги советуют: «Валерия, найми адвоката, судись». Но на юриста нет средств, а сроки горят. Свёкор, которого мы любили, оставил нам не наследство, а разор. Я не могу его проклинать — он был болен игрой, но почему мы должны расплачиваться? Наши дети заслуживают большего, чем дрожать от каждого звонка.
Выход есть?
Я не знаю, как выбраться из этой трясины. Нанять адвоката и оспаривать долг Димы? Это дорого и рискованно. Платить по кредиту, экономя на еде? Это убьёт нас морально. Продать что-то? У нас нет ничего, кроме квартиры, но я не могу оставить детей на улице. Или просто не отвечать на угрозы? Но это страшно.
В 42 года я мечтала о тихом семейном счастье, о поступлении Ульяны в институт, о выздоровлении Глеба. А теперь боюсь за завтрашний день. Геннадий Петрович, наверное, не хотел нам зла, но его страсть похоронила все надежды. Дима всегда был крепким, но этот удар сломал его. Как защитить семью? Как не потерять всё, что строили годами?
Моя мольба
Эта исповедь — моя мольба о спасении. Геннадий Петрович, может, и любил нас, но его долги — кандалы на наших ногах. Коллекторы, может, просто зарабатывают, но их голоса пугают детей. Я хочу, чтобы Ульяна и Глеб росли без страха, чтобы наш дом остался нашим, чтобы мы могли спать спокойно. В 42 года я заслуживаю шанс сохранить семью, а не тонуть в чужих ошибках.
Я — Валерия, и я найду силы бороться, даже если придётся идти против системы. Пусть эта битва будет жестокой, но я не дам разрушить то, что дороже жизни.
