Свёкор довёл меня до слёз — его поведение потрясло меня до глубины души.
В тихом городке под Воронежем, где старые липы шелестят над мостовой, моя жизнь в 29 лет омрачена обидой, которая не даёт покоя. Меня зовут Ольга, я жена Дмитрия, и у нас маленькая дочь Лиза. Мой свёкор, Василий Петрович, своим отношением разбередил душу, и до сих пор мне больно вспоминать его слова. Он растоптал моё самоуважение, и теперь я не знаю, как жить дальше под одной крышей с этими людьми.
### Семья, в которой я хотела быть своей
Дима — моя первая любовь. Мы расписались три года назад, и я верила, что будем счастливы. Его родители, Василий Петрович и Надежда Васильевна, сначала казались душевными людьми. Свекровь была мягкой, а свёкор — немного угрюмым, но я надеялась, что со временем мы сойдёмся характерами. Пока мы копим на свою квартиру, живём в их доме, в отдельной комнате. Я старалась быть хорошей невесткой: готовила, убирала, не перечила. Но Василий Петрович, похоже, никогда не принимал меня как свою.
После рождения Лизы всё пошло под откос. Я целыми днями крутилась с ребёнком, уставала до изнеможения, но всё равно помогала по хозяйству. Свекровь иногда брала Лизу поиграть, и я была ей благодарна. Но свёкор стал смотреть на меня с раздражением. Его колкости — «Ольга, ты совсем обленилась», «В доме как после набега татар» — стали привычным делом. Я терпела, списывая на его тяжёлый характер. Но последний его поступок перечеркнул всё.
### Унижение, которое разбило сердце
Неделю назад отмечали день рождения Надежды Васильевны. Я целый день провела у плиты: делала фаршированный перец, оливье, пекла медовик. Хотела, чтобы всё было на высоте. За столом собралась вся родня Димы. Я вертелась, как белка в колесе: подавала блюда, следила за гостями, успокаивала Лизу. Василий Петрович весь вечер хранил молчание, но под конец, когда я вынесла торт, вдруг рявкнул: «Ольга, из тебя хозяйка — хоть шаром покати. Сидишь на нашей шее, ешь наш хлеб, а пользы — ноль. Дима, зачем ты такую привёл?»
В комнате повисла тишина. Я почувствовала, как по щекам покатились слёзы. Надежда Васильевна попробовала замять: «Вася, хватит!» — но он не унимался: «Что, не так? Только и знает, что с ребёнком нянчиться, а дом держится на нас». Я выскочила на кухню, чтобы не разрыдаться на глазах у всех. Дима подошёл, обнял, но пробормотал: «Не принимай близко к сердцу, он же выпивший». Выпивший? Это не оправдание! Его слова — не случайность, а то, что он давно думает.
### Боль и безысходность
До сих пор не могу прийти в себя. Василий Петрович выставил меня дармоедкой перед всей семьёй. Да, мы живём в их доме, но я плачу за свет, покупаю продукты, убираю, готовлю. Я не висела у них на шее! Дима зарабатывает, но его зарплаты хватает только на нас с Лизой. Я не просила у свёкра ничего, кроме элементарного уважения, а получила лишь пренебрежение. Его слова въелись в душу, как ржавчина.
Я пыталась поговорить с Димой. «Твой отец унизил меня, как ты мог промолчать?» — спросила я. Он ответил: «Папа грубоват, но не злой. Потерпи, скоро съедем». Потерпи? Сколько ещё? Не могу жить там, где меня считают пустым местом. Лиза растёт, и я не хочу, чтобы она видела, как маму топчут. Свекровь звонит, уговаривает не обижаться, но я не могу делать вид, что ничего не случилось.
### Что делать?
Не знаю, как поступить. Уйти? Но мы с Димой пока не можем снять квартиру, а к моим родителям ехать — далеко. Поговорить со свёкром? Боюсь, он снова устроит разнос. Молчать ради семьи? Но каждый день в этом доме — как на иголках. Подруги твердят: «Оля, требуй извинений, ты не обязана это глотать». Но как требовать, если Дима не хочет ссориться с отцом?
Я хочу защитить себя и Лизу. Хочу, чтобы муж взял мою сторону, а не отмахивался: «потерпи». В 29 лет я мечтала о крепкой семье, а теперь чувствую себя лишней в доме, где живу. Как вернуть самоуважение? Как заставить свёкра хоть немного считаться со мной? Или это бесполезно, и единственный выход — уйти, чтобы сохранить себя?
### Мой крик о справедливости
Эта история — мой вопль о праве на уважение. Василий Петрович, может, и считает себя главным, но его слова разорвали мне душу. Дима, может, и любит меня, но его молчание — словно нож в спину. Я хочу, чтобы наша Лиза росла в доме, где маму ценят, где нет места унижениям. В 29 лет я заслуживаю быть не «никудышной невесткой», а женой, матерью, человеком.
Я — Ольга, и я найду в себе силы постоять за себя, даже если для этого придётся уйти из этого дома. Пусть битва будет тяжёлой, но я не дам свёкру сломать себя.
