Главный приз
Ольга Петровна овдовела в тридцать два, оставшись с двумя детьми: сыном Дмитрием и дочкой Аней.
О личной жизни она даже не помышляла. Всю нерастраченную нежность вложила в старшего Димку. Мальчик рос тихим, послушным, и в нем она видела свою будущую опору.
Аня же пошла в отца ветреная, своевольная, с упрямым блеском в глазах. Не желала подчиняться суровым правилам материнского мира. Их разговоры чаще напоминали перепалки.
Будешь стишки писать на хлеб не заработаешь! гремела Ольга Петровна, вырывая из рук дочери исписанную тетрадь.
А что, на заводе, как ты, всю жизнь горбатиться это счастье? огрызалась Аня.
Зато Дмитрий купался в материнской любви. Ему прощали промахи, его мелкие успехи возводили в ранг подвигов. Он быстро понял: мать всегда на его стороне. Стоит лишь не перечить и получишь всё. Он не был злым. Просто привык брать.
Аня, измученная вечной войной с матерью, сбежала из дома в восемнадцать. Поступила в пединститут, получила комнату в общаге. Звонила редко, наведывалась ещё реже, и каждый визит заканчивался ссорой.
А потом пропала вовсе.
Когда соседки спрашивали о дочери, Ольга Петровна хмурилась, отводила глаза. Дмитрий, если мать заговаривала о сестре, лишь отмахивался: «Сама выбрала свою дорогу пусть теперь расхлёбывает». Он уже женился, но по-прежнему навещал мать по воскресеньям съесть её котлет, забрать контейнер с едой и взять немного денег «на мелочи».
Прошло пять лет.
Однажды на пороге появилась Аня. Не одна. За подол цеплялась девочка с большими глазами. Сама Аня была худа, как тень, и кашляла так, будто лёгкие вот-вот разорвутся.
Это ещё что? ледяным голосом спросила Ольга Петровна, глядя на ребёнка.
Оказалось, Аня исчезла неспроста. Скрывала беременность, потом рождение дочки знала, что мать не обрадуется. Работала на двух работах, жила впроголодь, пока не сломалась. Врачи разводили руками речь шла лишь о продлении жизни. Нужно было пристроить маленькую Настю
Так круг замкнулся. Аня вернулась на порог, от которого когда-то бежала.
Ольга Петровна приняла их молча. Не из любви из чувства долга. «Что скажут люди, если я выгоню больную дочь с ребёнком?» вот что ею двигало.
Они поселились в маленькой комнате. Аня тихо угасала. А девочка, Настя, словно росток сквозь асфальт, пробивалась в окаменевшее сердце бабушки.
Ольга Петровна вдруг поняла: это маленькое существо её не боится. Верит. Не ждёт подвоха. Любит. Настя приносила ей каракули «рисунки для бабули», обнимала по утрам и серьёзно утешала, когда та хмурилась. Если ночью снился кошмар, бежала не к маме, а к бабушке, и тайком забиралась под её одеяло.
Аня умерла тихо, будто и не жила.
И в квартире остались две женщины одна, у которой всё было в прошлом, и другая, у которой всё впереди.
Именно тогда лёд тронулся.
Ольга Петровна, всю жизнь боявшаяся слабости, вдруг обнаружила её в себе. Учила Настю печь пироги, рассказывала семейные истории (конечно, без упоминания ссор с дочерью), плакала ночами в подушку, понимая, как была жестока к Ане. Любовь к внучке была болезненной, запоздалой, отчасти искуплением.
Дмитрию это не нравилось.
Мам, ты её избалуешь! ворчал он, видя, как мать покупает девочке новое платье. Деньги на ветер, мы же не олигархи.
На свои покупаю! отрезала Ольга Петровна, и в её голосе впервые зазвучала сталь, направленная против сына.
Шли годы. Настя выросла, стала для бабушки смыслом жизни. Дмитрий появлялся всё реже, его визиты превратились в формальность. Но был уверен: мамина трешка в центре и дача его законная добыча, ведь племянница «чужая кровь».
Ольга Петровна всё видела. Замечала его оценивающий взгляд, слышала намёки после рюмки: «Пора бы документы привести в порядок». И её сердце, научившееся к старости любить по-настоящему, сжималось от обиды за него. За того мальчика, который так и не вырос.
Решение пришло тихо. Она не стала писать завещание, которое раскололо бы семью после её смерти. Поступила мудрее.
Просто отвела внучку в банк и переписала на неё свои сбережения. Это были не миллионы, а итог всей её жизни деньги, копейка за копейкой отложенные на чёрный день, который, к счастью, так и не настал.
Бабуль, зачем? Мне ничего не надо! отнекивалась Настя.
Молчи, строго сказала Ольга Петровна. Это не тебе. Это мне. Чтобы я знала, что у тебя есть свой кусок хлеба. Чтобы ты ни от кого не зависела, когда меня не станет. Особенно от них.
Она знала: Дмитрий будет давить на племянницу при разделе имущества. Но теперь, даже если он отнимет квартиру, у Насти останутся деньги.
Дмитрий жил в панельной двушке на окраине. Квартира досталась жене Гале от родителей. Жили скромно, ремонт так и не сделали. В доме царила атмосфера безнадёги, будто время застыло в лихих девяностых.
Главной мечтой Дмитрия была мамина трешка в центре, с высокими потолками и лепниной. Для него это был не просто квадратные метры. Это была справедливость. Награда за то, что он хороший сын.
Когда нотариус объяснил, что у Насти такие же права, Дмитрий был в шоке. Он искренне считал, что наследник только он. Дележ с племянницей означал крах мечты. Вместо целой квартиры лишь половина. Дачу дорого не продашь.
Поэтому, когда речь заходила о наследстве, Дмитрий преображался. Его обычная вялость сменялась злой энергией.
Она не имеет права! орал он, мечась по комнате. Это моя квартира! Какая ещё доля?! Кто она такая, эта Настька?
Жена молча вязала. Она годами слушала одну и ту же пластинку: как Аня отравила всем жизнь, а теперь ещё и «хвост» привела.
Дмитрий мерил всё деньгами. Да, Настя помогала бабушке. Но разве не он привоз
