Разбитые грёзы: Как я променяла сына на мираж счастья
Меня зовут Светлана Гордеева. Вся моя жизнь — как неудачный анекдот, где смешно только тем, кому не пришлось расплачиваться. А платит мой сын, Ваня. В юности я грезила о любви, фате и аромате цветущей сирени. Но жизнь, как злая тётка, подсунула мне другой сценарий. Оставшись с малышом на руках, я вцепилась в призрачный шанс на личное счастье. «Мамуль, посиди с ним, а я попробую ещё разок!» — заводила я пластинку, сдавая Ваню бабушке. Теперь, глядя назад, понимаю: из-за моей упрямой погони за эфемерным «должно быть» мой парень вырос без тепла, а я так и осталась у разбитого корыта.
Росла я в деревеньке под Тулой. Школьная умница, первая красавица на селе, золотая медалистка. Окончила педвуз и вернулась домой — работать в садике «Колокольчик». Детишки висели у меня на шее, а я сама радовалась, как ребёнок. Жизнь казалась сладкой, как малиновое варенье. И тут — он. Сергей. Наши прогулки под луной, его крепкие руки… Я свято верила: вот оно, моё «на века». А однажды утром меня скрутило, и тест показал две полоски. Сердце пело: «Серёжа, у нас будет малыш!» — прошептала я, закрывая ему ладонями глаза.
Его ответ врезался в память, как нож в масло: «Ну ты даёшь, — фыркнул он. — Ранний срок? Решать надо». Он не просто не обрадовался — усомнился, что ребёнок его. Домой плелась, как побитая собака. Мать на пороге: «Светка, где шлялась? Щи остыли!» Я разревелась: «Мам, я беременна!» Она обняла: «Если папаша сбежал — не трогай дитя. Вместе вырастим».
Беременность стала адом. Сергей менял подруг, как перчатки, а по деревне ползли пересуды. Когда живот округлился, бабки у подъезда шипели, как сковородки. Я возненавидела его, а заодно и себя. Когда родился Ваня, даже не улыбнулась. «Как назовём?» — спросила мама. «Хоть Васей!» — буркнула я. Мать записала его Иваном — в честь деда. Я отказалась кормить — его рёж резал слух, а моя чёрствость мучила стыдом. Сергей женился на местной красотке, даже не поинтересовавшись сыном.
Когда Ване стукнуло два, я сдалась. «Мам, я тоже хочу жить! С ребёнком — как в клетке. Пусть поживёт у тебя, я потом заберу», — давила на жалость. Мать вздохнула, и я рванула в Тулу, бросив Ваню. Грезила о страстях, о бриллианте на пальце. Но годы текли, а женихи сливались. Подружки выходили замуж, а мои романы заканчивались фразой: «Ты, конечно, классная, но…» В отчаянии купила себе колечко за три тысячи рублей и ревела в подушку, ругая небеса.
Ваня рос с бабушкой. Иногда забирала его в город, но тут же сдавала обратно — материнство казалось каторгой. Когда в деревне начали строить новую школу, я стала похаживать мимо — авось повезёт. Так и встретила Дмитрия. Вспыхнуло, как сухой хворост. Когда стройку закончили, собрала чемодан. «Света, а Ваню-то заберёшь? Он в шестой класс идёт», — спросила мать. «Потом!» — отмахнулась я, уже примеряя в мыслях белое платье.
Устроилась официанткой в кафе «У Елены». Дмитрий оказался тем ещё фруктом — пил, таскал домой собутыльников, орал частушки под гармонь. «Ну и что? Русский мужик!» — утешала я себя. Свадьбы не было, но он сунул мне колечко «под золото». Я решилась: «Дима, давай Ваню заберём?» Он махнул рукой: «Пущай едет! Научим его жизни!» Обрадовалась — думала, заглажу вину.
Но вышло как всегда. Ваня приехал, а у Дмитрия — очередная пьянка. «Вот твоя комната, сынок», — сказала я. Дмитрий тут же встрял: «Чё он как«Ну и кислая морда, — хмыкнул Дмитрий, — в его годы я уже на тракторе гонял!»
