Когда свекровь жила далеко, она не совала нос в наши дела. Но стоило ей перебраться ближе — и будто чёрная кошка пробежала между мной и мужем.
Двенадцать лет жили душа в душу: Иван, я, наши детки — Люба и Федя, да дом под Питером, хоть и не хоромы, зато своя крыша над головой. Свекровь, Агния Степановна, коротала век в Вологде, наведывалась раз в год, и хватало. Но вот год назад, сжалившись над её старостью, уговорили продать её углы и подыскать жильё в городе. Тогда я думала — благое дело. Ан, нет…
Раньше слова лишнего не скажет, а теперь — словно прорвало. Каждый день на пороге, каждым шагом моим недовольна. То щи не такие, то рубахи Ивана не так разглажены, то дети спать поздно ложатся. Даже в зеркало поглядеть не даст: «Марья, тебе не сорок, а все шестьдесят, если в таких юбках ходишь!»
Как-то раз заявилась без спросу, а я как раз щи поставила. Иван усадил её, а я — в детскую, будто пыль вытираю, только бы не слышать. А через стену всё равно долетало: «Жидковато, картошка разварилась…» Вернулась — а Иван смотрит исподлобья: «У матушки поучиться не грех. У неё щи — пальчики оближешь…» А Агния Степановна так сладко улыбается, будто мёд на губах размазала. Я молча хлопнула дверью. Сердце облилось кровью. Неужто вся моя жизнь должна вертеться вокруг её прихотей?
Не пойму — зачем ей это? Разве ей мало, что сын счастлив? Но нет, каждым словом, каждым взглядом она вбивает клин между нами. Раньше Иван за щи хвалил, за порядок в доме, а теперь — всё не так. То посуда не блестит, то дети балуются. Будто его подменили.
Знаю, что она нашептывает ему. Вернётся от неё — и с первых слов колко, будто крапивой хлещет. А попробуй заикнись — отмахнётся: «Мать добра желает!» Какое уж там добро, если от её «заботы» семья трещит по швам…
Раньше — тишь да гладь. Теперь — каждый день как на иголках. Устала. Мне уже сорок без малого, дети растут, а чувствую себя девочкой, которую по щекам бьют за каждую криво застеленную кровать. Пора говорить с Иваном напрямки. Да вот только страшно — вдруг выберет её? Тогда и семьи не станет…
Но и молчать больше не могу. Заслужила я право на свой угол, на свой лад, на уважение. Хочу, чтоб было, как раньше — когда свекровь была гостьей, а не грозой над головой…
