В старой кухне на окраине Воронежа сидела Агафьья Степановна, сжимая в дрожащих руках чашку с остывшим чаем. Ее недовольный взгляд скользил за окном, где невестка, Полина, грузила вещи в потрепанную «Ладу». Внучка Даша стояла рядом, уткнувшись в телефон, будто он мог укрыть ее от всей этой боли. Холодный ветер врывался в приоткрытое окно, и Агафья Степановна сжалась от гнетущего ощущения пустоты.
— Ну вот и всё, — процедила она сквозь зубы, наблюдая, как Полина захлопнула багажник. — Наконец-то эта вертихвостка уберется из жизни моего Витьки.
Она смахнула со стола крошку и злорадно ухмыльнулась. Полина ей никогда не нравилась — слишком самостоятельная, слишком гордая, не по чину. Но теперь, когда Виктор подал на развод, Агафья Степановна торжествовала. Она своего добилась. Только вот радость была недолгой. Сын перестал брать трубку — звонила раз за разом, а в ответ — гудки. В бессилии она швырнула телефон на диван и закричала в пустоту:
— Да что ты меня игнорируешь?! Я жертвовала всем ради тебя!
На следующий день она пошла к нему сама. Виктор открыл дверь — небритый, в помятой футболке, глаза потухшие. Увидев мать, нахмурился.
— Ты зачем пришла? — бросил резко, даже не впуская.
Агафья Степановна будто обухом по голове получила.
Тем временем за окном Полина загружала последний пакет в машину. Виктор стоял рядом, опустив голову, будто прощался не только с женой, а с чем-то гораздо большим. Даша отвернулась, уткнувшись в экран телефона.
— Витек, ты только посмотри, как она проворно собралась! — крикнула Агафья Степановна, распахивая окно. — Видать, только и ждала, чтобы сбежать с твоими деньгами!
— Мам, хватит, — устало перебил ее Виктор. — Я сам подал на развод.
— Да что ты понимаешь! — всплеснула руками старуха. — Да она тебя использовала! Ни борща сварить, ни квартиру прибрать! А ты, сынок, достоин лучшего.
Виктор молча сжал кулаки. Сколько можно объяснять, что именно ее вечные наговоры и подозрения разрушили его семью? Полина не была святой — да кто идеален? — но она старалась. А вот мать видела в ней только плохое. Сначала это были едкие замечания: «Ты уверен, что она тебе верна, сынок?» Потом — откровенная ложь: «Я видела, как она с каким-то мужиком в кафе сидела!» А потом и вовсе подбросила «анонимное» письмо — якобы от любовника Полины. Виктор тогда взорвался, устроил скандал. А Полина, вытирая слезы, тихо сказала: «Если ты веришь не мне, а маме, то нам не о чем говорить».
Развод прошел быстро. Агафья Степановна ликовала, хлопала в ладоши, будто на празднике. В голове уже рисовались картины, как она теперь возьмет сына под свое крыло, как он вернется в родное гнездо. Но, глядя на его сгорбленную спину у машины, она вдруг почувствовала холодный укол тревоги. *«Почему он не радуется?»*
— Победа, — прошептала она, захлопывая окно. Но внутри что-то сжалось, будто шепнуло: *«А дальше-то что?»*
После развода дни шли тягуче, как смола. Она ждала, что Виктор вернется — будет есть ее пироги, слушать ее наставления, благодарить за мудрость. Но вместо этого сын стал отдаляться — молчаливый, понурый, будто нес на плечах неподъемную ношу. Однажды за ужином он вдруг сказал:
— Мама, ты счастлива? Полины нет, Даша меня ненавидит. Это то, чего ты хотела?
Агафья Степановна выронила ложку. Громкий звон по полу заставил ее вздрогнуть.
— Как ты смеешь?! Я ж для тебя старалась! Она тебя в гроб загоняла!
Виктор устало покачал головой.
— Ты не понимаешь. Полина была моей семьей. А теперь… ничего нет.
Она хотела кричать, но слова застряли в горле. Сын старел на глазах — морщины глубже, глаза пустые. Пробовал встречаться с другими, но те быстро исчезали. Одна, Наталья, на прощание бросила:
— Пока твоя мать рядом, ты никогда не будешь свободен.
Эти слова впились в него, как заноза. Он стал избегать мать под любым предлогом.
А вот Полина, как ни странно, расцвела. Устроилась в агентство недвижимости, купила маленькую квартиру на окраине. Даша, хоть и переживала, привыкла к новой жизни. Видела, как мама улыбается чаще, как сама печет блинчики по утрам, как строит планы. А отец… стал чужим. Когда он звонил, Даша сбрасывала вызов. А однажды и вовсе сказала:
— Ты выбрал бабку, а не нас. Теперь живи с этим.
Агафья Степановна, узнав, лишь фыркнула:
— И правильно. Пусть знает, что такое предательство.
Но внутри росла тревога. Соседи стали отводить глаза, подруги, с которыми она шепталась о «плохой» Полине, теперь отмахивались. В магазине знакомая пенсионерка вдруг сказала:
— Агафья, сама себя в угол загнала. На кой тебе это было надо?
Эти слова эхом звенели в голове, пока она шла домой. И вдруг ее осенило: сын отворачивается, внучка ненавидит, а бывшая невестка, которую считала никчемной, живет лучше, чем когда-либо.
Прошло полгода, и тишина стала невыносимой. Агафья Степановна сидела в темноте, глотая комок в горле. Виктор окончательно сломался. Писал Полине длинные сообщения, но та отвечала холодно:
— Виктор, всё кончено.
Однажды он пришел к ней. Стоял у двери с букетом ромашек — любимых цветов Полины. Дверь открыла Даша.
— Зачем пришел? Мамы нет, а я с тобой говорить не хочу.
— Даш, пожалуйста, — голос его дрогнул. — Я знаю, что виноват. Давай попробуем заново.
— Поздно, — буркнула Даша и захлопнула дверь.
Виктор бросил цветы на пол и ушел.
В ту ночь он впервые не ответил на звонок матери. Она звонила снова и снова — молчание. Швырнула телефон и закричала:
— Да что ж это такое?!Агафья Степановна опустилась на стул, глядя в темное окно, где отражалось лишь ее одинокое лицо, и наконец поняла, что сожгла все мосты — теперь ей оставалось лишь доживать свой век в горьком одиночестве.
