В старом, дождливом Нижнем Новгороде жили они в одном городе, но это не облегчало боль. Света не звонила и не писала, лишь изредка сухо отвечала на сообщения, которые Мария Ивановна отправляла с чёткой периодичностью — каждое третье утро. Не чаще. Страшно было показаться навязчивой.
Новости о внучке доходили до неё окольными путями: Света провела лето на даче под Бором, Света теперь занимается бальными танцами, у Светы появился той-терьер. Всё это она узнавала не от девочки, а от её матери — женщины, ожесточённой после развода, ненавидевшей бывшего мужа с особым удовольствием, а его мать — с двойной силой.
*«Здравствуй, Светочка! Сегодня в парке видела белок — они гонялись друг за другом, швыряясь шишками. Потом маленький пёсик всех распугал. Как твои дела? Люблю тебя. Бабуля.»*
*«Нормалёк.»*
Внучка переняла это равнодушие? Или мать специально воспитала её такой холодной? Кто знает. Но вот уже два года единственной связью между Марией Ивановной и Светой были эти короткие, небрежные смс: отчаянные попытки достучаться и жизнь в опустевшей квартире, где единственными «живыми» оставались фото на стене. Сын после развода уехал в Польшу и там, с облегчением, забыл и дочь, и мать.
*«Светик, я купила тебе куклу. Она поёт песенки! Приезжай — подарю. Бабуля.»*
*«Я не маленькая.»*
Однажды Мария Ивановна услышала в трубке детский голос, пока говорила с матерью Светы: *«Не надо! Пусть не приходит! Не хочу!»* Тельце телефона выскользнуло из рук. Комната поплыла перед глазами. Она стояла, уставившись в потрескавшиеся обои и пятно от сырости на потолке.
*«Светуля, у меня появился игрушечный медвежонок. Он смешно урчит и шевелит лапами. Люблю тебя. Бабуля.»*
*«Не надо.»*
И вот в конце июня, возвращаясь с утренней прогулки через старый парк, она встретила ёжика. Он был важный, с серьёзным взглядом, словно их новый завхоз, только без папки под мышкой. Он скрылся в кустах, а Мария Ивановна пошла дальше — с мыслью, что внучка уже десять сообщений подряд оставила без ответа.
Но сегодня был тот самый третий день. Она достала телефон.
*«Света, представляешь, у меня теперь живёт ёжик! Назвала его… Васей»,* — и мельком глянула на телевизор, где шла *«Ирония судьбы»*.
— *«Он же Гога, он же Жора…»* — пробормотала она с горькой усмешкой.
*«Вася умеет улыбаться! Вообразить можешь? Целую. Бабуля.»*
И тут… пик! — телефон дрогнул. Мария Ивановна вздрогнула. Наверное, спам… Но нет.
*«А што ещё умеет?»*
Она едва не выронила трубку. Первым порывом было приписать Васе все таланты: и фортепьяно, и акробатику, и даже высшую математику. Но вовремя остановилась.
*«Поднимает иголки, когда сердится. Остальное расскажу потом, ладно?»*
Ответа не было, но лёд в груди начал таять. А ночью она проснулась в холодном поту: вдруг это всё ей приснилось? Схватила телефон…
*«А что ещё он умеет?»*
Это было настоящее сообщение. Настоящее!
*«Света, сегодня он пытался читать. Я дала ему книгу — он носом страницы листал.»*
Тишина. Её охватил страх. А вдруг мать Светы всё это высмеет? *«Старая дура»* — именно это она и скажет. Мария Ивановна слышала этот голос в голове.
Вж-ж-ж!
*«А што он читал?»*
*«Динку» Осеевой. Ты знаешь эту книгу?»*
Долгое молчание. И вдруг:
*«Нет. Там интересно? А што Вася ест?»*
С этого дня ёжик стал её смыслом. Он рос. Он учился. Он приносил тапки. Он обожал сметану. Он был артистом и мудрецом. Он спорил с бабушкой, особенно про лоток и миску. Но главное — он держал ниточку. Между ними.
Прошёл месяц. И вдруг — звонок:
— Света хочет приехать. На пару дней.
Это был удар. Света приедет — и увидит, что Васи нет. И поймёт, что бабушка врала. Что всё это ложь. И тогда девочка уйдёт. Навсегда.
В тот же день Мария Ивановна слегла. Давление, головокружение, боль в сердце. Но дело было не в здоровье.
Вечером она налила рюмку водки, выпила залпом. Не ради опьянения — ради решимости.
Васи не было. Но он был нужен.
Она поехала в цирк. Увидела афишу: *«ДРЕССИРОВАННЫЕ ЕЖИ!»* Умоляла администратора: продайте мне ёжика. На пару дней. За любые деньги.
— *Да вы рехнулись!* — в ответ лишь смех.
Потом она обошла объявления. Один «питомник» оказался жуткой конурой — вонь, грязь, пьяный хозяин и еле живые зверьки.
Наконец, на птичьем рынке, у старушки с добрыми глазами и золотым зубом, она купила его. Ёжик был вялый, недоверчивый. Сметану не ел, колбасу игнорировал. Спал под диваном.
Утром она отнесла его в парк и отпустила. Он сделал несколько шагов… лёг на бок. И умер.
Она плакала. Горько. Отчаянно. Слёзы вымывали из неё всё: мечты, надежды, ту жизнь, что теплилась в ней два года.
Но вдруг… мысль. Она подхватила мёртвого ёжика, побежала домой. Чтобы придумать конец.
Когда Света приехала, бабушка встретила её со слезами:
— Светик… Вася умер.
На лице девочки мелькнули эмоции: шок, обида, жалость… И вдруг — объятия.
Они похоронили Васю в парке. Поставили табличку. Посадили цветы.
А потом… потом два дня бабушка рассказывала всё: о его проделках, о любви к книгам, о тайной жизни.
— *«Динка» — классная книга, бабуль. Теперь понятно, почему он её выбрал.*
В последний вечер Света обняла её крепко, как в детстве.
— Ты ещё приедешь, Светочка?
— Бабуля, ну что ты. Конечно!
И даже когда машина увозила внучку, Мария Ивановна улыбалась. Пусть Вася и был выдумкой — но он верПрошёл год, и теперь каждые выходные в парке, где похоронен ёж, играла весёлая девочка, а рядом шла старушка, несущая в сумке сметану, книгу и старую шляпу — на случай, если вдруг из кустов выглянет знакомый важный носик.
