Он стал для неё отцом, хоть и не был родным — и больше она никого так не звала.
— Не подходи ко мне! Чего тебе от меня надо? Я тебе ничего не должен! Кто знает, от кого этот ребёнок, может, и не мой вовсе! — орал Виталий, хлопая дверью.
Лидия застыла в коридоре, будто её громом оглушило. Ещё вчера он целовал её пальцы, клялся в вечной любви, обещал жениться, называл единственной. А сегодня в его глазах — злоба и брезгливость, а слова, как нож, режут прямо в сердце. Ей было уже тридцать семь, это её первая беременность, и она твёрдо решила — ребёнка оставит. Даже если останется одна. Она не ждала чуда, просто знала: выносит, родит, поднимет сама.
Так на свет появилась Алёна. Тихая, светловолосая, будто солнечный зайчик. Не плакала ночами, не капризничала, словно чувствовала — маме не до сюсюканья. Лида ухаживала за дочкой исправно: кормила, купала, водила в больницу. Но без души. Девочку никто не прижимал к груди, не шептал ей: «Алёнушка, моя радость». Всё делалось механически — будто по списку.
Девочка подросла. К пяти годам привыкла к этой тишине, к маминой холодности, к её вечной усталости и замкнутости. И вот однажды в их дом вошёл мужчина.
В деревне под Калугой сразу поднялся пересуд: «Гляньте-ка, к себе какого-то чужого привела! Да ещё отсидевшего, говорят!» Люди шептались, бабки за спиной шипели, но Лидия не обращала внимания. Она чувствовала — Константин, может, её последний шанс на счастье. Мужчина был угрюмый, с тяжёлым взглядом, но руки у него были золотые.
С его появлением дом будто преобразился: покосившийся забор выровнялся, стены засверкали свежей краской, во дворе навели идеальный порядок. Он не гнушался работы: помог соседке крышу починить, вдове колодец выкопать, а взамен брал лишь благодарность да банку солёных огурцов. Люди присмирели. Константина стали уважать. И Лида рядом с ним изменилась — добрее стала, и на Алёну смотреть стала иначе.
Однажды, вернувшись из школы, девочка увидела во дворе новые качели — крепкие, деревянные, с верёвками. Она даже глазам не поверила:
— Это мне?.. Дядя Костя?..
— Конечно, тебе, родная. Попробуй, не сломаются!
С этого дня он стал для неё не просто маминым мужем. Он будил её к завтраку, завязывал шарф перед школой, учил разжигать костёр и держать нож. Рассказывал ей истории из жизни: как ухаживал за умирающей матерью, как брат выгнал его из квартиры, как жалел, что не успел завести своих детей.
Алёна слушала, затаив дыхание. На Новый год он подарил ей коньки — новые, не подделку. Сам водил её на озеро, учил кататься, подхватывал при падении. А однажды, перед сном, она тихо сказала:
— Спасибо тебе, папа…
Он тогда отвернулся и заплакал. Впервые за долгие годы. Тихо, по-мужски.
Она выросла. Уехала в Тулу учиться. Он приезжал с гостинцами, стоял под окнами института в дни сессии, шептал: «Ты справишься, доченька». Отдавал последние деньги, держал её за руку перед свадьбой. Был рядом, когда родились её дети. Качал внуков на руках с такой нежностью, будто они его собственные.
Когда его не стало — Алёне казалось, сердце остановилось вместе с ним. Воздух стал другим. В доме пахло не пирогами, а пустотой. Она шла на кладбище, несла цветы и шёпотом говорила:
— Ты был моим отцом. Единственным. Родным. Настоящим.
Потому что отец — не тот, кто дал жизнь, а тот, кто не ушёл, когда все отвернулись. Кто обнял, когда было страшно. Кто сказал: «Я с тобой», — когда казалось, что мир рушится. И Алёна до сих пор хранит его фотографии. На них он улыбается. А она знает — он был её светом, опорой и самым родным человеком.
