«Как ты могла забыть про нас?!» — дочки так и не смогли простить матери, что та осмелилась жить для себя.
Меня зовут Галина, и мне шестьдесят два года. Всю жизнь я прожила ради других — ради детей, семьи, чтобы всем было хорошо. И лишь недавно я осмелилась быть… собой. Но оказалось, не все готовы принять, что их мать — не просто обязанность, а живая женщина со своими чувствами, желаниями и правом на счастье.
Всё началось, когда мне едва исполнилось двадцать. Я рано вышла замуж и родила двух дочек — Олю и Катю. Сначала всё казалось радостным и лёгким, но потом муж показал своё истинное лицо. Через два года после рождения младшей он исчез. Просто ушёл — без объяснений, без писем, без алиментов. Мы с девочками остались одни.
Я работала не покладая рук, держалась из последних сил. Были дни, когда не было ни копейки, ни здоровья. Но я не жаловалась. Надо — значит, надо. Девочки росли, я не позволяла себе слабости — болеть, плакать. Только ночью, в подушку.
Жили мы в деревне, в старом доме с огородом. Когда дочки выросли, обе вышли замуж и уехали в город. Сначала — на съёмные квартиры. О собственном жилье лишь мечтали. А я осталась одна в опустевшем доме, на пенсию, которой едва хватало на лекарства.
Тогда раздался звонок от сестры — Нины. Мы не были близки. Она всегда жила иначе: без мужа, без детей, с хорошей работой и умением радоваться жизни. Я молча ей завидовала. Она позвала меня в город — у неё начались серьёзные проблемы со здоровьем. Мне не на кого было надеяться, и я согласилась. Переехала к ней и стала ухаживать.
Сначала её образ жизни меня шокировал. Нина тратила деньги на себя — ходила в театры, покупала красивые вещи, не забывала о косметологах даже во время болезни. А потом сказала прямо: «Если не поможешь — найму сиделку. Но квартиру тогда оставлю не тебе». Сестра была жёсткой. Я обиделась, но осталась. Потому что родная кровь. Потому что совесть.
Нина умерла через несколько месяцев. И по завещанию квартира перешла ко мне. Впервые в жизни у меня появилось своё жильё в городе и полная свобода. И я поняла — не хочу возвращаться. Не хочу обратно в деревню, где всё пропитано болью, одиночеством и мозолями на руках. Хочу жить здесь. Для себя.
Дочки узнали о смерти тёти, только когда я уже обосновалась в её квартире. Начхали на похороны — дела, дети, работа, кредиты. А когда поняли, что я не собираюсь делить наследство, начался скандал.
«Мама, ты обязана нам помочь! — кричала Оля. — Мы в ипотеке по уши, ты могла бы продать квартиру и разделить деньги!»
«А я жду третьего, — вздохнула Катя. — Мы до сих пор снимаем жильё, могла бы помочь нам с мужем купить хоть студию!»
Но я вдруг осознала — я НИЧЕГО не обязана. Я отдала этим девчонкам всю молодость, здоровье, ночи без сна, лучшие годы. Разве этого мало? Они выросли, у них свои семьи. Я не брошу их, если случится беда. Но почему я снова должна отдавать всё? Почему никто не спросил — а как ты, мама?
Я ответила спокойно:
— Девочки, квартиру я не продам. Я здесь живу. Мне здесь хорошо. Я устала от вечной жертвенности. Хочу хоть немного просто… пожить.
После этого они обиделись. Перестали звонить. Лишь по праздникам сухо пишут: «С 8 марта». Ни «мама», ни «как ты», ни «любим». Наверное, считают, что я их предала. Но разве я не заслужила право на своё счастье?
Иногда вечером я сижу у окна, пью чай, смотрю на городские огни и думаю: неужели так трудно понять — мать тоже человек? Не прислуга, не кошелёк, не функция. Я — женщина. И даже после шестидесяти имею право на жизнь. Не на жизнь ради кого-то. На жизнь для себя.
А вы бы на моём месте поступили иначе?
