Два силуэта в бездне

**Две тени в пустоте**

— Ты хоть понимаешь, что у тебя в холодильнике мышь повесилась уже неделю как? — голос Дмитрия врезался в тишину, холодный и резкий, как феврарский сквозняк. Он стоял в дверях кухни, не снимая дублёнку, будто боялся остаться в этом затхлом углу с облезлыми обоями и запахом дешёвого самогона.

Алевтина молчала. Она сидела на табурете, обхватив колени, и следила за дрожащей полоской света, что пробивалась сквозь запотевшее стекло и ползала по выцветшему линолеуму. За окном — воскресное утро, а в душе — поздний ноябрь. Каждое слово давалось с трудом, будто поднимала камень.

— Да как вообще можно так существовать? — Дмитрий заглянул в пустую кастрюлю на плите, будто надеялся там найти хоть крошку. — Ты хоть хлеб жуёшь?

Она лишь плечами повела. Честный ответ: когда как. Вроде бы как все. Только внутри словно сломался моторчик, который раньше крутил радость, голод, желание жить.

Дмитрий был её братом. Последним, кто ещё заходил. Раз в месяц он появлялся, как в детстве, когда отец отправлял его проверить, не спалила ли она квартиру, не забыла ли запереть дверь. Но отца давно не было. А Алевтина жила в прозрачном аквариусе, где с каждым днём дышать становилось тяжелее, но стен никто не замечал.

— Ладно, куплю тебе продуктов, — буркнул он, будто выносил приговор. — Картошку, гречку, морковку. Щи сваришь. Обязательно. Ясно?

Алевтина кивнула. Не от согласия, а от безнадёги. В груди было пусто, как в брошенной деревенской хате, где пыльные стёкла пропускают только эхо собственных шагов.

Через полчаса он ушёл, оставив на столе сетку с едой и шлейф — дешёвый одеколон с нотками фраз, которые слышала сто раз. «Возьми себя в руки». «Жизнь-то идёт». «Всё наладится».

Когда дверь захлопнулась, Алевтина поднялась. Медленно, будто боялась разбудить молчание. Разложила покупки: картошка, морковь, подсолнечное масло, молоко. И кусок свинины — свежий, с розоватым отливом. Подошла к окну, распахнула его и швырнула мясо в снег. Затем закрыла раму, словно хоронила что-то важное. Остальное убрала в холодильник. Не из упрямства — просто стыдно было, что этот кусок плоти выглядел живее её.

Работала она удалённо — бухгалтером в конторе, о которой знала только по печатям на документах. Весь мир уместился в экран ноутбука, в столбцы цифр и балансы. Цифры сходились, формулы работали, отчёты подавались в срок. Порой казалось, что и жизнь можно разложить по графам: доходы, расходы, сальдо. Но жизнь не складывалась в аккуратные колонки. Потери не учитывались бухгалтерией, а итог всегда уходил в минус, оставляя дыру, которую не залатаешь ни одной циферкой.

В среду раздался звонок. Незнакомый номер, женский голос с хрипотцой:

— Алевтина Игоревна?

— Да.

— Это приют «Доброе сердце». Вы подавали заявку на волонтёрство?

Алевтина застыла. Пальцы нащупали на столе крошку от сухарика и стали её мять, будто пытаясь раздавить комок тоски под рёбрами.

— Да, — прошептала она. — Кажется, месяца два назад.

— Люди нужны. Особенно в выходные. Собак у нас двадцать, кошек — пятнадцать.

В субботу она приехала. Покосившийся дом на окраине, окружённый голыми берёзами. Пахло мокрой шерстью, йодом и чем-то тёплым, почти забытым. Женщина в потрёпанном пуховике махнула рукой:

— Раздевайся, мой руки. Там щенки, тут подлечиваем, а в дальнем углу — старички. Работы — выше крыши.

Один пёс — лохматый, с проплешиной на боку и умными глазами — не сводил с неё взгляд. Алевтина присела рядом, провела ладонью по его шерсти. Тёплая. Живая. Настоящая. Пахло псиной, снегом и упрямым желанием выжить.

Он ткнулся мордой в её ладонь и прижался боком. Женщина в пуховике усмехнулась:

— Граф чужих к себе не подпускает. А тебя выбрал.

Через час Алевтина чистила клетки, носила вёдра с водой, убирала снег во дворе. Спина ныла, пальцы замёрзли, волосы слиплись от пота — но внутри что-то шевельнулось. Впервые за много месяцев она почувствовала не призраком, а человеком — с усталостью в мышцах, с теплом под кожей.

— Завтра приходи, если сможешь, — крикнула женщина, вытирая руки на фартуке.

— Приду, — ответила Алевтина. И— И когда они вышли во двор, где снег искрился под редким зимним солнцем, Граф вдруг резко рванул вперёд, и Алевтина, смеясь, побежала за ним, чувствуя, как лёгкий ветер смывает последние остатки пустоты с её души.

Оцените статью