**«Котлеты, гинекология и мечта под микроскопом»**
Когда Валерий Соколов высадил очередную пассию у её дома, он даже нежно коснулся губами её щеки и машинально помал рукой на прощание. В груди ещё тлело послевкусие её духов, а на губах — горьковатый осадок предательства. Он вздохнул и повернул ключ зажигания — пора было возвращаться в Нижний Новгород, к семье.
У подъезда своего хрущёвского дома он замер на минуту, собираясь с мыслями. Нужно было сказать твёрдо, по-мужски. Решительно, чтобы точка была поставлена раз и навсегда. Он больше не мог терпеть эту серую, будничную жизнь. Ему хотелось огня, адреналина, чего-то, отчего кровь стучит в висках. И он нашёл это — в чарующей Лидии Аркадьевне.
Он поднялся пешком, не дожидаясь лифта. Сделал глубокий вдох и открыл дверь.
— Привет, — громко бросил он, переступая порог. — Галя, ты здесь?
— Здесь, — лениво отозвалась жена. — Ну что, Валерка, котлеты будем делать?
Вот он, момент истины. Соколов расправил плечи и, прочистив горло, выдавил:
— Галина, нам нужно поговорить… Я ухожу.
Ни слёз, ни криков. Даже бровь она не подняла.
— То есть котлеты отменяются? — равнодушно уточнила она, выглядывая из кухни.
— Решай сама. Хочешь — жарь, хочешь — нет. Я ухожу. К другой.
Обычная жена закатила бы истерику. Возможно, запустила бы в него сковородой. Но Галина была не из таких.
— Только не говори, что опять забыл мои сапоги из мастерской, — произнесла она ровно.
— Чёрт… Забыл, — пробормотал Валерий, чувствуя, как горит лицо. — Но если надо, я сейчас же поеду!
— Ну да… Отправлю тебя — ты ещё и старые принесёшь. Весь в отца, Соколов, — вздохнула Галина. — Не мужик, а сопля в костюме от «Красного Октября».
Валерий почувствовал, как его пафосная речь рассыпается, как карточный домик. Не так он представлял этот разговор. Не так видел конец своей семейной жизни.
— Галина, ты не понимаешь! Я серьёзно! Я тебя не люблю! Я люблю другую! Ухожу!
— Замечательно, — ответила она. — Сапоги, кстати, не в ремонте. Иди куда глаза глядят.
Он подавился воздухом. Боже, как же невозможно с ней спорить! Когда-то именно за эту невозмутимость он влюбился. За её стальной взгляд, железную логику и умение варить борщ так, что пальчики оближешь. А теперь всё это казалось крепостной стеной, о которую он разбился в полёте.
— Я… благодарен тебе за всё, — начал он снова. — Но я ухожу. Потому что люблю. По-настоящему.
— Алёнка Морозова? — спросила Галина буднично.
— Ч-что? Нет! — он запнулся. — Откуда ты вообще про неё знаешь?
— Или Людмила Шишкина? С ней ты в прошлый четверг засиделся допоздна…
Он онемел. Спина покрылась ледяной испариной.
— Нет. Не Шишкина. И не Морозова. Это Лидия. Лидия Аркадьевна Белова. Тридцать шесть, ребёнок, парочка осложнений после… Ты же понимаешь, это любовь всей моей жизни.
— Дебил ты конченый, Соколов, — сказала Галина, наливая чай. — Ты хоть знаешь, с кем связался?
— Я знаю, что люблю её, — сквозь зубы выдавил он.
— А медкарту своей «мечты» видел?
— Н-нет…
— А я видела. Потому что я — гинеколог. С двадцатилетним стажем. В этом городе я осмотрела всех, а ты — лишь единицы. Так что поверь: Белова — это не сюрприз, а клинический случай.
— И что ты предлагаешь? — спросил он обречённо.
— Во-первых, — сказала Галина, — помойся с мылом. Во-вторых, позвоню Петровичу в кожно-венерологический — пусть посмотрит без очереди. А в-третьих — сядь, одумайся и не позорь фамилию.
— Но я же… я…
— Иди мойся, — перебила она. — А я котлеты пожарила. Захочешь нормальную женщину — скажи. Подберу. Без сюрпризов.
И Валерий молча поплёлся в ванную. В мечтах он уходил красиво — с чемоданами, страстью и размахом. А на деле ушёл… за хозяйственным мылом.
