В старом доме на окраине Твери, где ветер выл в щелях деревянных рам, главенствовала старшая дочь Матрёна. К тридцати пяти годам она так и не нашла мужа — то ли из-за своего острого языка, то ли из-за непомерных запросов. Матрёна стала грозой всех холостяков, с взглядом, от которого кровь стыла. «Прихлебательница!» — бросила она, как клеймо поставила, когда речь зашла о невестке. Младшая сестра, Аграфена, полная и вечно хихикающая, одобрительно крякнула. Мать, Агафья Семёновна, промолчала, но её суровый взгляд говорил больше слов: новая родственница ей тоже не по сердцу. Да и как принять? Единственный сын, надежда семьи, вернулся из армии не один — привёз жену. А у той ни кола, ни двора, ни рубля за душой. То ли сирота, то ли по приютам мыкалась — ничего толком не разберёшь. Сын, Дмитрий, лишь отмахивался: «Не кручинься, маменька, своё наживём!» Но как говорить с таким упрямцем? Кого он в дом притащил? А вдруг воровка? Разве их мало нынче шатается?
С той поры, как эта «прихлебательница» переступила порог, Агафья Семёновна забыла о сне. Дремала вполглаза, ждала подвоха: вдруг невестка сундуки обыщет или фамильное серебро утянет. Дочери только подливали масла в огонь: «Маменька, спрячь ценности! Шубы, кольца — всё убери, а то проснёмся, а дома пусто!» Дмитрию же сёстры за месяц всю душу вытянули: «Куда глаза глядели? Ни кожи, ни рожи! Кого в семью приволок?»
Но делать нечего — жить надо. Стали жить, а заодно и невестку под каблук ставить. Дом у Агафьи Семёновны был крепкий: огород в полгектара, пять свиней в хлеву, куры да гуси без счёта. Работы — хоть день и ночь горбаться. А «прихлебательница», которую звали Людмилой, не роптала. Полола, кормила скотину, стирала, убирала, старалась угодить свекрови. Но сердце матери не обманешь: как ни старайся, всё не так, всё не по нраву. В первый же день Агафья Семёновна, сжав губы, бросила:
— Зови меня по имени-отчеству. Так положено. Дочери у меня есть, а ты, как ни крути, чужой кровь.
С тех пор Людмила величала её Агафьей Семёновной, а свекровь невестку и вовсе не называла. Надо было что-то сказать? Просто: «Сделай вот это». И точка. Не потакать же ей! Зато сёстры, Матрёна с Аграфеной, не давали спуску: каждый промах Людмилы обсуждали, каждую мелочь раздували. Иногда мать их одёргивала, но не из жалости, а чтоб порядок в доме не рушить. Скандалы ей были ни к чему. А в душе, хоть и не признавалась, Агафья Семёновна замечала: Людмила работящая, не лентяйка. И сердце её потихоньку оттаивало.
Может, со временем жизнь и наладилась бы, но Дмитрий запил. Какой мужик вытерпит, когда ему с утра до ночи тычут: «На ком женился?!» А тут Матрёна подсуетилась, познакомила брата с одной своей подругой, и понеслось. Сёстры ликовали: теперь-то «прихлебательница» уберётся! Агафья Семёновна молчала, а Людмила, словно тень, бродила по дому, осунувшаяся, с огромными печальными глазами. И вдруг — как гром среди ясного неба: Людмила ждёт ребёнка, а Дмитрий подал на развод.
— Не бывать этому! — отрезала мать, глядя сыну в глаза. — Я тебе её в жёны не выбирала, но раз женился — живи! Хватит шляться. Скоро отцом станешь. Разрушишь семью — выгоню из дома и знать не буду. А Людмила останется здесь.
Впервые за всё время Агафья Семёновна назвала невестку по имени. Матрёна и Аграфена онемели. Дмитрий взбунтовался: «Я мужик, мне решать!» Но мать лишь фыркнула, уперев руки в бока: «Какой ты мужик? Ты пока лишь штаны! Вот ребёнка родишь, вырастишь, в люди выведешь — тогда и зовись мужиком!»
Слов у Агафьи Семёновны всегда хватало, но и Дмитрий в неё пошёл — упрямый. Собрал вещи и ушёл. А Людмила осталась. В срок она родила девочку и назвала её Аринкой — в честь свекрови. Агафья Семёновна, услышав это, ничего не сказала, но в глазах её блеснула радость. В доме всё осталось по-старому, только Дмитрий забыл дорогу, затаив обиду. Мать переживала, но виду не подавала. А внучку полюбила всей душой: баловала, пряники пекла, платья шила. Людмиле же, похоже, так и не простила, что из-за неё сын ушёл. Но ни словом, ни взглядом её не попрекала.
Прошло десять лет. Матрёна и Аграфена повыходили замуж, и в большом доме остались трое: Агафья Семёновна, Людмила и Аринка. Дмитрий уехал на заработки, женился, но быстро развёлся. А к Людмиле стал похаживать мужчина — отставной майор, Виктор, серьёзный, постарше её. После развода он оставил квартиру бывшей жене, сам жил в казарме, но работал и пенсию получал — жених надёжный. Людмила и сама к нему привязалась, но как привести мужчину в дом свекрови? Объяснила ему всё, извинилась и отказала. А Виктор не отступил — пошёл к Агафье Семёновне на поклон: «Люблю я Людмилу, без неё не могу».
Свекровь выслушала, не дрогнув. «Любишь? — говорит. — Ну, женись и живи». Помолчала и добавила: «Аринку по углам таскать не позволю. Здесь жить будете. У меня».
Так и зажили все вместе. Соседи языки поточили, судачили: «Свихнулась Семёновна! Родного сына выгнала, а чужую с кавалером приютила! Не иначе, зельем её опоила!» Но Агафья Семёновна на сплетни не велась, с соседками не трепалась, держалась гордо, как генеральша.
Людмила родила дочку, Полину. Агафья Семёновна души не чаяла в внучках, хоть Полина и не была ей кровной. Но разве этоА когда Аринка выросла и привела в дом своего жениха, Виктор молча положил перед ним бутыль медовухи и рявкнул: «Ну что, парень, разговор у нас будет короткий».
