Лето, которое перевернуло мою жизнь
— Я уезжаю к Денису! — воскликнула я, захлопывая чемодан. Мать стояла в дверях, лицо её пылало от гнева.
— Шлюха! Чтоб ноги твоей не было, когда приползёшь с пузом! — орала она, пнув чемодан, будто он был во всём виноват.
«Странно, — мелькнуло у меня в голове, — а ведь ты так мечтала о внуках…»
Мне только исполнилось двадцать три, и я грезила о новой жизни. Жалость к матери глодала меня, но её постоянный контроль душил ещё сильнее. Хотелось свободы, жизни без её вечных упрёков. И вот я — предательница, бросившая родную мать ради мужа.
Мать осталась одна. Её энергия, привыкшая командовать и воспитывать, теперь не находила выхода. Пыталась лезть в дела соседей, но те, как и я, хлопали дверью. Она начала болеть — то сердце, то давление. В её звонках сквозила тоска, трубка падала с грохотом после разговоров, а в прихожей пахло валерьянкой. Я поддавалась на эти манипуляции, и моя новая, счастливая жизнь с Денисом омрачалась её страданиями.
Тогда я решила: маме нужен кто-то, о ком она могла бы заботиться. Кто будет «портить ей кровь», как я до замужества.
— Завтра едем на птичий рынок за котёнком, — объявила я Денису за ужином.
Он лишь покивал, уплетая мои щи. Денис с юности жил один, питался чем попало, и к двадцати пяти заработал язву. Когда я появилась в его жизни с домашними обедами, он соглашался на всё, лишь бы я продолжала готовить.
—
Утром мы отправились в соседний городок. Рынок встретил нас шумом и густым запахом шерсти, смешанным с навозом. В глазах потемнело. Я думала, это от голода — сидела на дурацкой диете, заменяя еду кефиром. Но быстро поняла: дело не в еде. Меня давила тоска, исходившая от животных. Они смотрели на меня умоляющими глазами, выли, мяукали, словно молили о спасении.
Я ничего не смыслила в кошках. Хотелось чего-то пушистого, пятнистого, с висячими ушами, но в то же время гладкого, как сфинкс. Глупо, конечно. Голова кружилась всё сильнее. Хотелось распахнуть клетки и крикнуть: «Бегите, я вас прикрою!» Но я лишь шла между рядами, чувствуя, как на меня смотрят обречённые звери.
— Пошли отсюда, — прошептала я Денису.
— Без кота? — удивился он.
— Ладно… бери вон того, — ткнула я пальцем в первого попавшегося.
На меня уставилась дерзкая морда с выражением: «Чё надо?» Идеально для мамы. Они будут грызться, и её энергия наконец найдёт выход.
— Сколько? — спросила я продавца.
— Десять тысяч.
— Что?! — у меня перехватило дыхание.
— Это же невский маскарадный! — гордо заявил он.
Я не знала, что это за порода, но звучало дорого. Взглянула на Дениса. Мы, вчерашние студенты, только начинали работать. Наши зарплаты уходили на еду, квартплату и редкие походы в кафе. Десять тысяч — это мой зимний пуховик, на который мы копили. Без него — как выжить? В коте ходить?
— Берём, — неожиданно выпалила я, удивив саму себя.
— Дороговато, — пробурчал Денис.
— На любви не экономят! — отрезала я.
— Любовь даром даётся, — буркнул он. — Дворовых котят можно любить не меньше…
— Это породистый кот! — подхватил продавец.
— Да, породистый! — поддакнула я.
— И кто это оценит? Мыши в мамином сарае?
Я злилась. Денис был прав, и это бесило. Развернулась к выходу. Тут из-под прилавка выскочил котёнок — серый, лохматый, с огромными испуганными глазами. Подняла его, озираясь:
— Чей?
— Безродный. Выбрось за забор, — махнул рукой продавец.
Денис посмотрел на него.
— Вот такого я и представлял для твоей мамы.
— Почему?
— Он уже прошёл огонь и воду.
Мы молча пошли к машине. Котёнок прижался ко мне, лихорадочно вылизывая лапы. Он мне нравился, хоть и выглядел неказисто.
— К маме? — спросил Денис.
— Нет, его сперва надо в порядок привести.
—
Дома выяснилось, что котёнок — девочка. Настоящая бандитка. За день она ободрала обои, изорвала Денисов свитер, порвала мои колготки и устроила представление, прыгая по всей квартире. Отвели её к ветеринару, выкупали, обработали от блох.
Через неделю она превратилась в пушистую разбойницу. Ела, громко урча, играла с клубком, спала на спине, подставляя животик. Мы назвали её Муся — просто потому, что она была мягкой, как пух.
Пришло время везти её маме. Но мы всё никак не могли собраться. Голова раскалывалась — проклятый кефир! Муся носилась по квартире, не подозревая, что её ждут новые хозяева.
Наконец, вышли.
— Лови её, — хмуро сказал Денис. Он не хотел участвовать в этом «предательстве».
Мы сели в раскалённую машину. Муся тяжело дышала, потом плюхнулась на спину, подставив пузо.
— Жарко тебе, Муська, в такой шубе? — потрепала её за ухо.
— Скажем маме, что это особая порода — сибирская кусачая, — попытался пошутить Денис.
Но нам было не до смеха. Мы молча вышли из машины и вернулись домой. Без слов поняли друг друга.
— Маме найдём другого кота…
Муся выглянула у меня из-под руки, не зная, что только что обрела дом.
—
Сейчас Мусе уже восемь лет. Она — полноправный член семьи, с ветеринарным паспортом и «днём рождения». Наш личный антистресс, учитель ответственности. Благодаря ей мы решились на ребёнка.
Дворняги — самые верные.
—
Эта история случилась в маленьком городке под Питером, где я искала свободу, но нашла нечто большее — любовь к мужу, к жизни и к маленькой серой разбойнице.
