«Я буду заходить, когда захочу у меня есть ключи», заявила свекровь и ввалилась в нашу спальню в пять утра
Скрип замка заставил меня замереть с мокрой рукой в воздухе. Я как раз оттирала липкое пятно от варенья, которое принесла Ирина Борисовна, и этот звук узнала сразу.
Паша еще спал. Воскресенье, половина девятого утра.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась свекровь. В одной руке авоська с чем-то зеленым, в другой поводок с ее крошечным, вечно дрожащим песиком.
Лерочка, вы еще спите? бодро спросила она, переступая порог. Я вам укропчика принесла, своего, с дачи.
Я выпрямилась, чувствуя, как напрягается спина.
Доброе утро, Ирина Борисовна. Мы спим. Точнее, Паша спит.
Она проигнорировала мои слова и направилась на кухню. Пес, удостоин тявкнув, засеменил за ней.
Ну я же тихонько. Чего вы сразу. Я на рынок спешила, думаю, занесу. А то купите магазинный, с нитратами.
Я пошла следом. Мое утро, единственное в неделе, когда можно было не торопиться, рассыпалось на глазах.
Мы бы купили. Или вы бы позвонили, мы бы спустились.
Ирина Борисовна обернулась, и ее взгляд стал жестким, оценивающим. Она скользнула глазами по моей старой футболке, босым ногам и растрепанным волосам.
Лерочка, ну что за глупости? Зачем вам спускаться? У меня же ключи есть.
Она произнесла это так, словно дарила мне величайшее благо. Будто те ключи были не от моей квартиры, а от рая.
Вечером я все же решилась. Паша смотрел какой-то сериал, лениво почесывая живот.
Паш, нам нужно поговорить о твоей маме.
Он вздохнул, не отрывая глаз от экрана.
Лер, опять? Она же просто укроп принесла.
Она зашла в нашу квартиру в девять утра в воскресенье без звонка. Открыла дверь своими ключами. Это ненормально.
А что тут такого? Она же мама. Не чужая.
Я села рядом, взяла пульт и выключила телевизор. Тишина, которая воцарилась, сделала мои слова еще громче.
Паша, это наш дом. Наше пространство. Я хочу иметь возможность ходить здесь без одежды, если мне захочется. Хочу просыпаться не от скрипа замка.
Ой, ну какие крайности, он скривился. Без одежды она захотела. Мама же заботится.
Тогда пусть оставляет свою заботу за порогом. Или хотя бы звонит, прежде чем войти. Давай попросим ее вернуть ключи.
Паша подскочил, будто его ошпарили.
Ты с ума сошла? Забрать у мамы ключи? Это же оскорбление! Она жизнь на меня положила, а я у нее ключи отберу? Она подумает, что мы ее вычеркнули из жизни.
А сейчас она вычеркивает нас! сорвалась я.
Он смотрел на меня так, будто я предложила ограбить банк. В его глазах был и страх, и полное непонимание. Он не видел проблемы. Для него мама с ключами была чем-то незыблемым, как солнце, встающее на востоке.
А через неделю я проснулась от света в спальне.
Было пять утра.
На пороге стояла Ирина Борисовна в плаще, накинутом поверх ночной рубашки. Она щурилась от яркого света и держала в руке пашин телефон.
Пашенька, ты телефон дома забыл, прошептала она заговорщицким тоном. Вижу, как вы уехали, а он на тумбочке лежит. Вот, принесла. А то на работе без связи
Я села на кровати, натянув одеяло до подбородка. Сердце колотилось в горле, не давая дышать. Паша что-то сонно пробормотал и повернулся на другой бок.
Свекровь, не обращая на меня внимания, подошла к его стороне кровати и положила телефон на тумбочку. Затем окинула комнату хозяйским взглядом.
Ох, как-то у вас пыльно, Лерочка. Надо бы протереть.
И с этими словами она вышла. Я услышала, как щелкнул замок входной двери.
Я сидела под ярким светом и смотрела на спящего мужа. Он даже не проснулся. Он не понял, что только что произошло. Что границу не просто нарушили ее стерли, втоптав в грязь.
Когда Паша наконец проснулся, и я, стараясь говорить как можно спокойнее, рассказала ему о ночном визите, он лишь отмахнулся.
Лер, ну она же хотела как лучше. Переживала за меня.
Паша, она вошла в нашу спальню. В пять утра.
Ну и что? Она же не голая вошла. Мама не чужая.
В тот же день я сама ей позвонила. Руки дрожали, но решимости было больше, чем страха.
Ирина Борисовна, добрый день. Я хотела поговорить о сегодняшнем утре.
Да, Лерочка, слушаю, в ее голосе не было и капли смущения.
Пожалуйста, больше не приходите без звонка. Особенно так рано. Особенно в нашу спальню.
На другом конце провода повисло тяжелое молчание. Затем раздались слова холодным тоном, полным возмущения:
Девушка моя, я не понимаю твоих претензий. Я вырастила сына, вложила в эту квартиру деньги, которые копила всю жизнь. Так что запомни: я зайду, когда захочу у меня есть ключи.
Она бросила трубку.
Я посмотрела на Пашу. Он стоял рядом и все слышал. Но отвел глаза.
И ты ничего не скажешь? спросила я, когда долгие гудки стали уже невыносимыми.
Паша пожал плечами, внимательно разглядывая узор на обоях.
А что ты от меня хочешь? Ты ее спровоцировала. Давила на нее. Конечно, она так ответила.
Спровоцировала? Тем, что попросила не врываться в мою спальню?
Ты могла бы сказать это помягче, он наконец глянул на меня. В его глазах не было поддержки. Только усталость и раздражение. Ты всем всегда недовольна. Мама для нас старается, а ты
Я не стала слушать дальше. Развернулась и ушла в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
В тот вечер между нами выросла стена. Он не подошел, не извинился, не попытался поговорить. Просто лег спать на диване в гостиной, громко вздыхая.
Наступило затишье. Ирина Борисовна не появлялась неделю. Но ее невидимое присутствие ощущалось во всем.
В том, как Паша сжимал губы, когда я предлагала куда-то сходить. В его долгих вечерних разговорах по телефону, на которые он коротко отвечал: «С мамой».
Я чувствовала себя чужой в собственном доме.
В среду я простудилась. Горло болело так, что трудно было говорить, а голова раскалывалась.
Я взяла больничный и, добравшись домой, решила, что лучшие лекарства горячая ванна. Набрала воду, добавила соль с запахом лаванды и погрузилась, надеясь, что тепло прогонит болезнь.
Я уже почти дремала, когда услышала знакомый звук. Скрип ключа в замке.
Я замерла. Сердце провалилось. Паша? Нет, он должен был быть на работе еще несколько часов.
Дверь тихо открылась и закрылась. Послышались шарканье и знакомый лай.
Ну что, Жужу, посмотрим, как тут наша Лерочка хозяйничает, пропела свекровь. Опять, наверное, пыль лежит.
Я сидела в ванной, боясь пошевелиться. Вода уже остывала, но я этого не замечала. Слышала, как она ходит по квартире, открывает холодильник, цокает языком.
Так и знала. Пусто. Чем они питаются? Пашенька, наверное, голодный ходит.
Она была в нескольких метрах от меня, за тонкой дверью. Я представила, как она сейчас ее откроет, и меня охватил ужас.
Чувство беззащитности было почти физическим. Это должен был быть мой дом, моя крепость. А в нее вошел «враг», пока я была беспомощна.
Дождавшись, когда она ушла на кухню, я тихо вышла из ванны, быстро завернулась в халат и осторожно выглянула.
Ирина Борисовна стояла посреди гостиной и разглядывала мои книги.
О, Лерочка, ты дома? она даже не смутилась. А я тебе бульончика принесла, куриного, целебного. Паша сказал, ты заболела.
Она указала на банку на журнальном столике.
Спасибо, не надо было, прохрипела я. Голос почти не слушался. Я же просила вас звонить.
Ну что ты, будто чужая? махнула рукой она. Я же помочь хочу! Кто еще о тебе позаботится? Пашенька работает, деньги зарабатывает, а ты тут одна, больная.
Она подошла ближе, пытаясь прикоснуться к моему лбу. Я отстранилась.
Не надо.
Вечером, когда вернулся Паша, я была полна решимости.
Я рассказала ему все, не упустив ни одной детали: о своем страхе, об унижении, о банке с бульоном, которая казалась издевательством.
Он выслушал молча. А потом сказал:
Лер, я не понимаю, что с тобой не так. Мама же принесла бульон. Она о тебе заботилась. А ты опять видишь только плохое. Может, дело не в ней, а в тебе?
Эту ночь я долго лежала без сна, уставившись в потолок. Рядом мирно посапывал мой муж. Человек, который должен был быть моей опорой и защитой. Но он сделал свой выбор.
И я сделала свой.
На следующее утро, как только Паша ушел на работу, я достала телефон. Руки не дрожали. В поиске набрала: «Замена дверных замков. Срочно. Круглосуточно». И нажала «вызов».
Мастер приехал через час. Крепкий мужчина с усталыми глазами. Работал быстро и молча. Звук высверливаемого замка звучал для меня музыкой. Каждый резкий скрежет был криком свободы.
Когда он закончил, протянул мне два новых, блестящих ключа.
Вот, хозяйка. Принимай работу.
Я взяла их. Они были тяжелыми, настоящими. Ключи от моей крепости. Я расплатилась, и дверь за мастером закрылась новым, глухим щелчком. Я провернула замок. Потом еще раз.
Он работал идеально. Впервые за долгое время я почувствовала себя в безопасности.
Весь день я ждала Пашу, как солдаты в окопе ждут атаки. Приготовила ужин, убрала. Репетировала слова, которые скажу ему.
Он пришел усталый, бросил портфель на стул.
Привет.
Привет, я подошла и протянула один из ключей. Это твой. Я поменяла замки.
Он удивленно посмотрел на ключ, потом на меня.
Ты что? Зачем?
Потому что я так решила. Я не хочу, чтобы в наш дом заходили без спроса. Никто.
Его лицо налилось гневом.
Ты ты сделала это за моей спиной? Ты выгнала мою маму?
Я защитила нашу семью. И наш дом.
Ты разрушила семью! закричал он. Что я ей скажу?!
Правду. Что ее сын вырос и имеет свою жизнь.
Мы кричали друг на друга, и я не отступала.
Я высказала все: страх, боль, чувство предательства. Он не слышал. Он твердил о долге, об уважении к матери, о моей черствости.
И вдруг во время нашей ссоры мы услышали звук.
Скрип. Неуверенный, удивленный скрип ключа, пытающегося открыть замок. Потом еще раз. И еще. Скрип стал сердитым, резким.
А потом в дверь начали громко стучать.
Паша! Лера! Открывайте! Что с дверью?!
Паша застыл. Посмотрел на меня, потом на дверь, за которой истерично колотилась его мать. Он был загнан в угол.
Стук усилился.
Я знаю, что вы дома! Откройте немедленно! Лера, это твои штучки?!
Паша глубоко вздохнул и подошел к двери. Я стояла посреди комнаты, сердце замерло. Сейчас все решится.
Он открыл. Ирина Борисовна, растрепанная, с лицом, перекошенным от ярости, ворвалась в коридор.
Что ты натворила?! завопила она, указывая на меня. Ты меня выставила за дверь! Меня, которая
Мама, тихо сказал Паша.
Она удивленно остановилась.
Что «мама»? Ты видишь, что она делает?!
Вижу, его голос был ровным, но в нем прозвучала сталь, которой я никогда не слышала. Вижу, что моя жена была вынуждена пойти на это, потому что ее никто не слушал. Прежде всего я.
Он повернулся к ней.
Это наш дом. Мой и Леры. И ты больше никогда не войдешь сюда без спроса. Поняла?
Ирина Борисовна смотрела на него, раскрыв рот. Она не верила своим ушам.
Пашенька
Никаких «Пашеньок». Я взрослый мужчина. И сам решаю, кто и когда приходит в мой дом. А теперь, пожалуйста, уходи.
Он говорил спокойно, но в его словах была такая твердость, что она отступила. Бросила на меня полный злобы взгляд, развернулась и ушла.
Паша закрыл за ней дверь на новый замок. Повернулся ко мне. В его глазах блестели слезы.
Прости меня, прошептал он. Я был слепым.
Он подошел и обнял меня. И я поняла: я победила. Я не просто замок поменяла. Я вернула себе мужа. Я отстояла нашу семью. И нашу жизнь.
