Моё терпение лопнуло: Почему дочь моей жены больше никогда не переступит порог нашего дома
Я, Игорь, человек, который два долгих, мучительных года пытался выстроить хоть подобие отношений с дочерью моей жены от первого брака, дошёл до предела. Этим летом она перешла все границы, которые я с трудом удерживал, и моё терпение, висевшее на тонкой нити, рухнуло в вихре ярости и отчаяния. Готов рассказать эту потрясающую историю, драму, полную предательства и боли, которая завершилась навсегда захлопнутой перед ней дверью.
Когда я встретил свою жену, Елену, она несла на плечах обломки прошлого неудачный брак и двадцатилетнюю дочь по имени Варвара. Её развод случился тринадцать лет назад. Наша любовь вспыхнула, как пожар: короткий, страстный роман, который толкнул нас к свадьбе с головокружительной скоростью. Первый год совместной жизни я даже не думал сближаться с её дочерью. Зачем мне лезть в жизнь чужой девчонки, которая с первого взгляда смотрела на меня, как на врага, пришедшего разрушить её мир?
Враждебность Варвары была ясна, как солнце в полдень. Её дедушка и отец позаботились о том, чтобы отравить её разум, внушив, что новая семья матери это конец её привилегиям: безраздельной любви и достатку, которые когда-то принадлежали только ей. И они не ошибались до конца. После свадьбы я заставил Елену провести жёсткий, эмоциональный разговор. Я был в ярости она тратила почти всю зарплату на прихоти Варвары. У Елены была хорошая работа, она исправно платила алименты, но на этом не останавливалась, покупая дочери всё, что та пожелает: от новейших ноутбуков до дорогой одежды, пожиравшей наш бюджет. Наша семья, ютившаяся в скромном доме под Тверью, едва сводила концы с концами.
После скандалов, сотрясавших стены, мы выработали хрупкое перемирие. Деньги для Варвары свели к минимуму алименты, подарки на праздники, иногда поездки но безумные траты прекратились. По крайней мере, я так думал.
Всё рухнуло, когда родился наш сын, маленький Саша. В моём сердце затеплилась надежда я мечтал, что дети подружатся, будут расти как настоящие брат и сестра, связанные смехом и общими моментами. Но в глубине души я знал, что это несбыточная мечта. Разница в возрасте была огромной двадцать один год а Варвара возненавидела Сашу с первого вдоха. Для него он был живым оскорблением, доказательством, что время и деньги матери больше не принадлежат только ей. Я пытался вразумить Елену, но она цеплялась за иллюзию семейной гармонии с фанатичным упорством. Говорила, что важно, что оба ребёнка её, что она любит их одинаково. В конце концов, я сдался. Когда Саше исполнилось семнадцать месяцев, Варвара начала навещать наш уютный дом под Ярославлем, якобы чтобы «поиграть с братиком».
Тогда мне пришлось столкнуться с ней лицом к лицу. Я не мог притворяться, что её нет! Но между нами не возникло ни капли тепла. Варвара, подпитываемая ядовитыми словами отца и деда, встречала меня ледяной злобой. Её взгляды пронзали насквозь, каждый из них обвинял меня в краже матери, её жизни.
Потом начались мелкие, но гадкие пакости. «Случайно» опрокинула мой одеколон, оставив на полу осколки и едкий запах. «Нечаянно» насыпала щепотку перца в мой суп, превратив его в несъедобную бурду. Однажды грязными руками испачкала мою любимую кожаную куртку, висевшую в прихожей, едва скрывая ухмылку. Я жаловался Елене, но она лишь пожимала плечами: «Пустяки, Игорь, не раздувай.»
Кульминация настала этим летом. Елена привезла Варвару к нам на неделю, пока её отец отдыхал на Чёрном море, под Сочи. Мы жили в нашем доме под Владимиром, и вскоре я заметил, что Саша стал беспокойным. Мой маленький лучик, обычно такой весёлый и спокойный, вдруг начал хныкать, плакать по любому поводу. Я думал, что это жара или зубы пока не увидел правду собственными глазами.
Один вечер я тихо вошёл в комнату Саши и замер от ужаса. Варвара стояла там, украдки щипая его за ножки. Он рыдал, а она улыбалась мерзко, с торжеством, делая вид, что ничего не происходит. Вдруг я вспомнил мелкие синяки, которые видел раньше на его теле списывал на то, что он упал, ведь он активный ребёнок. Теперь всё стало ясно. Это она. Её руки, полные ненависти, причиняли ему боль.
Ярость затопила меня, как волна, гнев, который я едва сдерживал. Варваре почти двадцать два года она уже не невинное дитя, не ведающее, что творит. Я закричал на неё так, что дом содрогнулся, а стёкла, казалось, треснули. Но вместо раскаяния она выплеснула на меня яд, крича, что хочет, чтобы мы все сдохли. Тогда, говорила, она вернёт мать и её деньги. Как я удержался, чтобы не ударить её, не знаю может, потому, что крепко держал Сашу, вытирая его слёзы, лившиеся ручьями.
Елены не было дома она уехала за покупками. Когда она вернулась, я рассказал ей всё, с сердцем, бьющимся, как молот. Но Варвара, как и ожидалось, устроила спектакль, рыдая и клянясь, что невиновна. Елена поверила ей, а не мне. Сказала, что я преувеличиваю, что гнев затмил мой разум. Я не спорил. Просто поставил условие: это последний раз, когда эта девчонка переступила порог нашего дома. Я взял Сашу, собрал вещи и уехал на несколько дней к сестре в Нижний Новгород. Мне нужно было остыть, иначе я бы сошёл с ума.
Когда я вернулся, Елена встретила меня с упрёком во взгляде. Обвинила в несправедливости, утверждая, что Варвара рыдала без остановки и умоляла поверить в её невиновность. Я молчал. У меня не было сил объяснять или играть в эту драму. Моё решение твёрдо, как камень: Варвара сюда не вернётся. Если Елена думает иначе, пусть выбирает её дочь или наша семья. Здоровье и покой моего сына для меня важнее всего.
Я не отступлю. Пусть Елена решает, что дороже: крокодиловы слёзы Варвары или наша жизнь с Сашей. С меня хватит этого кошмара. Дом должен быть моей крепостью, а не полем битвы, пропитанным злобой и интригами. Если придётся, я без колебания подам на развод. Мой сын не будет страдать из-за чьей-то ненависти. Никогда. Варвара вычеркнута из нашей жизни, а я захлопнул дверь с железной решимостью.
