Куртка стала камнем преткновения
— Мама, что ты делаешь? — взвилась Татьяна, размахивая руками. — Это же новая куртка! Я её только вчера принесла!
— Ну и что? — отрезала Анна Васильевна, не отрываясь от швейной машинки. — Твоей Дашеньке холодно, а у меня руки золотые. Подрублю рукава — будет впору.
— Но она стоила тридцать тысяч рублей! — голос дочери стал пронзительным. — Тридцать тысяч, мама! Это почти моя зарплата!
Анна Васильевна наконец подняла глаза, глядя на Татьяну поверх очков.
— Зачем покупала такую дорогую, если жалко? Взяла бы попроще, за пять. Ребёнку главное — тепло.
— Ты не понимаешь! — Татьяна схватилась за голову. — Это же дизайнерская модель! Коллекционная! Её нельзя кроить!
— Ещё как можно, — спокойно ответила мать, склонившись над тканью. — Уже один рукав укоротила. Машинка шьёт отлично, материал добротный.
Татьяна бросилась к машинке, пытаясь вырвать куртку.
— Отдай! Я запрещаю её трогать!
— Не дёргайся! — прикрикнула Анна Васильевна. — Шов испортишь. Да и кричать нечего. Я тебе не дворник, а мать родная.
В комнату вбежала семилетняя Даша в пижаме с мишками.
— Бабуля, мама, что вы ссоритесь? — спросила она, испуганно глядя на них.
— Не ссоримся, родная, — смягчилась Анна Васильевна. — Бабушка тебе обновку готовит. Завтра в школу пойдёшь — все заглядываться будут.
— Но мама плачет, — заметила девочка.
Татьяна и правда вытирала слёзы рукавом домашней кофты.
— Мама просто устала, — солгала она. — Иди, Дашенька, спать. Утром рано вставать.
Девочка нехотя ушла. Когда дверь закрылась, Татьяна повернулась к матери:
— Мам, как ты не понимаешь? Я копила на неё полгода! Мечтала! А ты взяла и испортила!
— Испортила? — обиделась Анна Васильевна. — Я тебе в детстве такие вещи шила, что все завидовали! Помнишь платье на утренник? Месяц над ним корпела.
— Это было давно! — всплеснула руками Татьяна. — Сейчас другое время, другая мода!
— Мода придёт и уйдёт, а ребёнку каждый день тепло нужно.
Анна Васильевна продолжила работу. Куртка, с модными молниями и необычным кроем, лежала на столе, один рукав уже укороченный. Татьяна села на диван, закрыв лицо руками.
— Мам, почему не спросила меня? Я бы купила Даше другую. Детскую.
— На что купила бы? — фыркнула мать. — На те крохи, что остаются после твоих нарядов? То латте за триста берёшь, то крем за две тысячи. А внучка в куртке с прошлой зимы ходит, рукава выше запястий.
— У Даши есть куртка! Вполне нормальная!
— Нормальная? — Анна Васильевна сняла очки. — Она ей мала! Вчера из школы пришла — дрожит. Говорит, дети смеются, что в лохмотья одета.
Татьяна подняла голову:
— Даша мне такого не говорила.
— Мне сказала. Даже плакала. Стыдно перед классом.
— Почему мне ничего?
— Ты когда дома бываешь? — резко спросила мать. — Утром улетаешь, вечером приползаешь. В выходные по магазинам или с подругами. Когда ребёнком заниматься?
Слова попали в точку. Татьяна работала в рекламе, времени не хватало.
— Я стараюсь, — тихо ответила она. — Одна ращу, квартиру снимаю…
— Знаю, что стараешься, — вздохнула Анна Васильевна. — Но детство не вернёшь.
— Мам, я хочу хоть что-то для себя… Эта куртка была как знак. Что я чего-то стою.
Мать остановила машинку:
— Что важнее? Твой знак или чтобы ребёнок не мёрз?
Татьяна замолчала. Мать была права. Но почему жертвовать нужно её вещью?
— Можно было в магазин сходить, выбрать что-то…
— На что? — Анна Васильевна покачала головой. — Пенсия двенадцать тысяч. Половина — на квартплату. Где я возьму на куртку?
— Я бы дала.
— Просить у собственной дочери? В моём-то возрасте?
— Да при чём тут просить! Мы же семья!
— Вот именно. Поэтому куртка — внучке. Семью жалеть нечего.
Татьяна поняла — переубедить мать не получится.
— Ладно, — сдалась она. — Доделывай. Но в другой раз предупреди.
— Предупрежу, — кивнула мать. — А теперь иди спать.
Татьяна вышла, но на пороге обернулась:
— А если не подойдёт?
— Подойдёт. Я мерку снимала, пока спала.
Утром Даша проснулась радостная. Куртка висела на стуле, перешитая.
— Бабуля, это мне? — девочка бережно потрДаша прижала куртку к себе, улыбнулась сквозь сонные глазёнки и прошептала: «Спасибо… теперь мне всегда будет тепло».