Вот адаптированный и перефразированный текст:
Тяжело ли мне признаться ей, что сын мой её вовсе не любит?
Зовут меня Анна Семёнова, живу я в Угличе, где Ярославская земля тихо дышит у реки Волги. Пишу вам, потому что сердце моё ноет от тревоги, а покоя нет. Поделилась я горем с подругой, а в ответ лишь удивлённые глаза да резкое: «С ума сошла? Не суйся в чужую беду, как в прорубь зимой!» Слова её задели, да не помогли — ищу выход, а то задохнусь под грузом этих дум.
Всё из-за сына, Дмитрия. Ему двадцать пять, живёт он с девушкой, Надеждой, в нашем доме. Жаловаться не на что: свою комнату содержат, оба трудятся, нас не обременяют. Надежда — чистое золото: скромная, добрая, с открытой душой. Но я-то сына знаю лучше всех и вижу правду, что он прячет за улыбкой: не любит он её. Заботится — да. Нежен, внимателен, всегда готов помочь. Исполняет её желания, будто витязь из былины: на праздники — цветы да подарки, после смены — встречает, хоть ночь на дворе. В выходные уезжают — то в гости к родне, то в леса за грибами, то на озёра.
Недавно Надежда оступилась на тропе — упала так, что аж хруст раздался, едва ногу не сломала. Дмитрий нёс её на руках до избы, а после скакал в Ярославль к врачам. Пока она с забинтованной ногой лежала, он за ней ухаживал, как за малым дитём: кормил, уговаривал, ни на шаг не отходил. Со стороны — идеал мужчины, безумно влюблённого. Но я-то вижу: это личина. Не любит он её. Сердце его молчит, а у меня от этого камнем на душе.
До Надежды была у Дмитрия другая — Марья. Любовь их — как гроза: крики, слёзы, разрывы да страстные миры. То ссорились до хрипоты, то мирились так, что стены дрожали. Марья была первой его любовью — той, что выжигает душу. Ждала я, что остепенятся, да она вдруг уехала в Польшу, бросив его. Полгода Дмитрий ходил как тень: не ел, не спал, словно не жил. Я за ним ходила, уговаривала, боялась, что не оправится. А потом появилась Надежда — полная ей противоположность. Тихая, как лес в безветрие, умеет слушать, утешить, голос не повысит. Она — свет в нашем доме, но я знаю: для него это не любовь, а долг, благодарность, что угодно, только не чувство.
И вот мучает меня вопрос: открыть ли ей правду? Может, сочтут меня безумной, но молчать не могу. Рано или поздно правда вырвется, как пламя из печи, и спалит всё дотла. Представляю, какая мука ждёт эту девушку — добрую, чистую, не заслужившую такой боли. Разочарование сокрушит её, как тонкий лёд под сапогом. Ни в чём не виновата она, а я стою и смотрю, как идёт к пропасти, не ведая о беде.
Подруга права — лезу, куда не просят. Но как молчать? Душа материнская кричит: спаси её, предупреди, не дай разбиться! Вижу, как Надежда смотрит на Дмитрия — с такой верой, с такой нежностью, что сердце сжимается. А он? Играет роль, да так искусно, что никто не заподозрит. Но я-то вижу его глаза — в них нет того огня, что был с Марьей. Добр он к ней, но это не любовь, а притворяться, будто не замечаю, не могу.
Иногда думаю: а вдруг ошибаюсь? Может, это мне мерещится из-за страха за него? Нет — чувствую это каждой жилкой. Живёт Дмитрий с ней, потому что спокойно, потому что она хорошая, а не потому что без неё не может. И гложет меня эта мысль день и ночь. Сказать Надежде? Разрушить её мир, который она считает счастьем? Или молчать, пока он сам не нанесёт удар, что её сразит? Боюсь, что если промолчу, стану соучастницей её горя. А скажу — сама всё разобью, и она возненавидит меня, а сын проклянёт.
Умоляю, посоветуйте! Не безумна я — просто мать, которая видит больше, чем нужно. Больно мне за них обоих — за Надежду, что отдаёт сердце тому, кто его не примет, и за Дмитрия, что живёт в этой лжи. Что делать с правдой, что жжёт меня изнутри? Как уберечь её, не потеряв сына? Стою на распутье, и каждый выбор — как нож в грудь. Молю, подскажите, как обрести покой в этом аду, что сама себе создала.
